Прапорщик Бельмондо
История одного «афганца»
За время моей службы в Советской Армии пришлось общаться со множеством людей. Кто–то, таких было большинство, в памяти не оставил никакого следа – «прошёл мимо». А кого–то я помню по сию пору. Среди таких, немногих, особо выделяется прапорщик Виктор Зинов, рыжеватый мордвин из Ульяновской области, неуловимо похожий на одного известного актёра.
Появился он в нашей части в мае 1984 года. Поселили Виктора в наш вагончик-общежитие. О себе он особо не рассказывал, но как–то обмолвился, что служил в Афганистане, сначала как сержант срочной службы, а потом, после небольшого перерыва, прапорщиком, командиром взвода. Об Афганистане в ту пору информации в СМИ не было, за исключением новостей об открытых школах, отремонтированных мечетях и посаженных в честь афгано–советской дружбы деревьях. Но о том, что шла война, самая настоящая, хотя никем и никому не объявленная, мы, в общем–то, знали. Слухи о вернувшихся «грузом 200» ребятах в народе обсуждались, и до нас кое–что доходило в виде отрывочных рассказов. А Виктор был самым настоящим участником Афганских событий. Пытались задавать ему наводящие вопросы, но он упрямо отмалчивался.
«Лёд тронулся», когда однажды вечером мы с ним на пару вскопали грядку возле вагончика и засадили проросшим на складе луком. Умываясь после работы, я обратил внимание на странную татуировку прямо посередине его груди. Тонкие синие шрамы, словно вбитые в кожу, сплелись в «осьмиконечный» православный крест, примерно 15 см в длину. Таких размеров кресты называют наперсными, и носят их на груди православные священники. Не удержавшись, я задал ему вопрос о странной татуировке. Виктор взглянул как–то грустно на крест и сказал: «Память об Афгане. Было дело…»
– Но ведь Афганистан - страна мусульманская, а крест явно православный. Расскажи, Виктор, – попросил я.
Видя мою искреннюю заинтересованность, неожиданно для меня, и для себя, наверное, тоже, он рассказал историю появления «татуировки».
«Я прослужил в Афгане несколько месяцев, практически с первых дней ввода наших войск. Сержантом-срочником, командиром миномётного расчёта. Стояли на точке, неподалёку от Саланга, на бетонке Саланг–Чаринар. Примерно в километре находился кишлак.
Служба была относительно спокойной, но скучной. И однажды я упросил командира батареи отпустить меня на прочёсывание «зеленки», откуда регулярно велись обстрелы проходящих мимо колонн…»
Тут Виктор задумался, а потом рассказал историю, как перед командировкой в Афган побывал в коротком отпуске дома, в деревне и, помогая вскапывать огород одной из соседок, нашёл в земле большой православный крест на цепочке, одно из звеньев которой было разорвано. Тяжёлый, позеленевший от времени, одним своим видом он внушал уважение. Старушка, огород которой он вскопал, разрешила забрать крест. Придя домой, Виктор показал находку матери. Та долго смотрела на него, а потом сказала: «Это, сын, знак Божий, возьми его с собой. Может он тебя от беды защитит». Так и случилось.
И в тот раз, уходя на прочёсывание, Виктор надел крест, спрятал под самодельным «лифчиком» с магазинами и гранатами. Операция началась успешно, часть банды уничтожили. Но кое-кому из мятежников удалось скрыться в кяризах – галереях для сбора грунтовых вод, проложенных под землёй. Из девяти магазинов, взятых Виктором с собой, он расстрелял почти все. А потом, когда наши вошли в кишлак, мятежники начали миномётный обстрел. Одна из мин лопнула в десятке метров впереди. Сбитый взрывом и сильным ударом, Виктор долго не мог вздохнуть. Когда с помощью боевых товарищей он пришёл в себя, то понял, что в изодранном осколками «лифчике» лежали два проломленных ими же автоматных рожка. Вернувшись на блокпост, сняв разгрузку и маскхалат, пропитанный кровью, обнаружил, что случайно найденный в соседском огороде крест, фактически прикрыл его собой, приняв осколки вражеской мины, летевшие в его сердце.
Две недели после ранения, признанного врачом части даже не «лёгким ранением», а «производственной травмой», он кашлял кровью и не мог нормально дышать. На груди остался навечно вбитый осколками в кожу силуэт восьмиконечного наперсного креста. Слух об этом случае разнёсся по близлежащим гарнизонам. За образцовое выполнение боевых заданий Виктора наградили орденом Красной звезды.
Позже Виктор принёс спасший его крест в расположение роты и мы, офицеры не бывавшие на войне, с удивлением и трепетом рассматривали самую настоящую реликвию ещё громыхавшей в Афганистане, хоть и засекреченной войны. Два чёрных тусклых осколка, вбитых войной в изображение Христа и его руку на распятии.
- Без этого креста не дожил бы я до Красной Звезды, – философски заметил наш герой.
А потом был декабрь 1984 года. В клубе нашей части, перед самым Новым Годом, прапорщику Виктору Зинову вручали ещё одну «Красную Звезду» - за то, что он «в одиночку уничтожил вражескую засаду». Хотя строки в наградном листе и то, что рассказал он в узком кругу, когда обмывали его боевую и наши юбилейные награды, сильно разнились. Даже слова «мятежники» в наградном и «духи» в устном рассказе - воспринимались по-разному. Запомнились слова: «…своими бесстрашными и решительными действиями прапорщик Зинов спас попавшую в засаду войсковую колонну от разгрома, а личный состав - от уничтожения мятежниками. Достоин награждения орденом Красной Звезды».
Пока Зинов рассказывал нам свою версию событий, не боясь казаться смешным и не красуясь, многих осенило, на какого актёра похож Витька. На молодого Бельмондо! Так мы и звали его после того дня.
Как рассказал сам Виктор, причиной его подвига стал... обыкновенный кусок копчёного сала, которым его угостил кто–то из водителей. Искать хлеб времени не было, ибо колонна должна была вот–вот тронуться. Но от сала шёл такой дурманящий и аппетитный запах, что кусок, величиной с ладонь, он проглотил «не поперхнувшись». Не подумал о последствиях. Колонна тронулась и пошла к месту назначения. А в животе образовался дискомфорт.
Когда колонна встала, и сапёры стали обследовать дорогу, Витька сразу метнулся к огромным валунам у дороги. Из оружия с собой был только штык–нож от АК–47 - для проверки грунта на предмет закладки мины. Автомат и разгрузка остались в кабине. Впереди громыхнуло, и почти сразу колонна тронулась. А Виктор не мог оторваться «от процесса».
С тоской глядя на проносящиеся мимо машины, он мысленно прощался с жизнью – ведь остаться в чужом гиблом краю одному и без оружия – верная погибель. Даже если «затихариться» между камнями – всё равно обнаружат, и тогда… Думать о плохом не хотелось. И тут Виктор вспомнил особенности дороги в этом месте: она огибала горный кряж и примерно в пятиста метрах возвращалась к нему, только с другой стороны. Была даже тропа, проложенная напрямик с незапамятных времён. Конечно, на ней могли попасться мины, но рискнуть стоило. И он рискнул. Прокалывая штык–ножом землю перед тем, как сделать шаг, Виктор двинулся к месту, куда примерно через час должна была прийти колонна.
Несколько раз клинок натыкался на взрыхленный грунт, легко прокалывая его, - мина, значит... До «места встречи» оставалось совсем немного, когда рядом началась стрельба. Видимо, обстреливали ту самую колонну. Она огрызалась огнём, но, судя по всему, прочно встала.
Свернув за скальный выступ, Виктор нос к носу столкнулся с «духом», который сторожил тропу. Увидев мокрого от пота русского солдата («шурави»), тот впал в ступор, выйти из которого Виктор ему не дал. Карабин моджахеда так и остался лежать на камнях...
А потом был сумасшедший рукопашный бой - один против десятка бандитов, увлечённо ведущих огонь по горящим машинам. Помогла внезапность. «Духи» не сразу поняли, что их огонь слабеет. А когда сообразили, что по их позиции мечется злой и окровавленный советский солдат, предпринимать что–либо было уже поздно. Некоторые даже не успевали оторвать взгляд от застывшей у склона колонны. Удары штык–ножа были разяще точны, а движения настолько быстры, что Виктор потом сам удивлялся, как много он успел сделать за те несколько минут, пока «зверствовал» на вершине горы…
Подобрав слетевшую с головы панаму, Виктор надел её на приклад «карамултука» одного из убитых и поднял вверх, стараясь не высовываться из–за камней. Не сразу, но стрельба от колонны прекратилась. Стало быть – панаму опознали. Только тогда он поднялся в полный рост.
В клочья изорвав на заднице брюки и ободрав о камни руки, он скатился по склону к своим. Надо ли говорить, что крест был у него на груди, под тельняшкой…
Сбросив с шоссе горевшие переднюю и замыкающую машины, заменив простреленные колёса, собрав погибших и раненых, которых, кабы не Виктор, могло быть значительно больше, колонна ушла и без приключений доставила груз к месту назначения.
Уже после, проводя «разбор полётов», комбат долго и задумчиво смотрел на прапорщика Зинова, а затем глубокомысленно изрёк: «Пока у нас существуют раздолбаи, подобные этому прапору, Красную Армию победить невозможно…»
Герой моего повествования - реальный человек, а вся эта история произошла в 1983 году. А в 1985-м прапорщика Зинова из ВС СССР уволили. В конце осени того же года он сильно разбился на мотоцикле, и ему установили на череп титановую пластину. Жив ли он сегодня – сказать не могу. А в памяти моей он остался всё тем же искренним, открытым, не терпящим несправедливости «Витькой–головорезом» или «Бельмондо». Уж очень он был на этого француза лицом похож и такой же «безбашенный»... Только русский.
